Таня Гроттер и перстень с жемчужиной - Страница 67

Разговор с Горьяновым оказался полезен Ягуну. Увидев кислое лицо Демьяна, с которым любому темному магу заранее было все ясно, карлик перестал смотреть в их сторону, и Ягун получил возможность спокойно снимать.

Убедившись, что Ягун снимает, Таня толкнула Ваньку локтем:

– Ну же! Давай!

– Уже? – спросил Ванька без большого энтузиазма.

– УЖЕ!

Ванька вздохнул. Заметно было, что он не в восторге от того, что ему предстоит сделать. Но все же он открыл сумку и выпустил Тангро. Упругим резиновым мячом дракончик метнулся к одной стене, к другой, переполошив жар-птиц. Сияющие птицы взлетели, как перепуганные куры, осыпав выпускников Тибидохса пылающими перьями. Тангро остался чрезвычайно доволен. Мгновенно изменив свои планы, он принялся гоняться за жар-птицами. Те спасались от него, забиваясь под ноги атлантам.

Распугав жар-птиц, пелопоннесский малый описал круг над головами у выпускников. Это произвело фурор. Кто-то присвистнул, кто-то крикнул. Рита Шито-Крыто улыбнулась с такой таинственностью, что Монна Лиза в сравнении с ней показалась бы хихикающей дурочкой. Гуня Гломов прогудел одобрительное «гы!». Семь-Пень-Дыр прищурился, не выказав, к слову сказать, особенного удивления.

Демьян Горьянов выронил стакан и, присев, закрыл голову руками, когда Тангро – из чистого озорства! – дохнул у него над головой огнем. Для бывшего драконболиста, особенно для драконболиста-камикадзе, по терминологии Ягуна, это был малодушный поступок.

Однако Ягун смотрел не на Горьянова. Демьян интересовал его сейчас не больше, чем цвет плитки в общественном туалете. Он снимал лицо Зербагана, который с того момента, как появился Тангро, не отрывал от него взгляда. Его обрюзгшее лицо дрожало, как желе. Сросшиеся пальцы с плавательными перепонками вцепились в посох. Он даже начал поднимать его, но опомнился и лишь пристально смотрел на дракончика немигающими глазами.

Его веки и брови все еще сохраняли следы драконьего пламени. Таня подумала, что если бы не закаленная огнем Тартара кожа, Зербаган обгорел бы до самого черепа.

Карлик-секретарь отнесся к появлению пелопоннесского малого поначалу так же беспокойно, как его хозяин. Он нетерпеливо подпрыгнул и облизал тонкие губы синеватым языком. Затем, спохватившись, ссутулился, словно у него был горб, и внешне потерял к дракону интерес. Таня заметила, что Бобес искоса, с пристальным вниманием наблюдает за хозяином. «Опасается, что Зербаган себя выдаст», – заключила Таня.

Однако ревизор уже взял себя в руки. Ясно было, что здесь, в Зале Двух Стихий, он ничего не предпримет.

– Не получилось! Зови Тангро! – шепнула Таня Ваньке.

Негромко свистнув, Ванька показал дракону сушеную лапку ящерицы. Увидев лакомство, пелопоннесский малый рванулся к нему, однако, прежде чем он схватил лапку, Ванька бросил ее в сумку. Дальше было уже дело техники: подождать, пока Тангро окажется внутри, и дернуть за огнеупорный шнурок.

Ягун был разочарован. Ничего сенсационного снять не удалось. Играющий комментатор почти перестал снимать, когда Зербаган быстро поднес к губам перстень и поцеловал место, где должен был находиться камень.

– Отшень романтишно! – подражая прежнему профессору Клоппу, пробормотал Ягун.

Он застегнул рубашку, пряча зудильник. Чутье подсказывало ему, что больше он не понадобится.

Вскоре после того как Ванька спрятал Тангро в сумку, в Зале Двух Стихий появился Поклеп. Кругленький, вездесущий, сердитый, он начал с того, что без всякого повода смел с пути Жорочку Жикина, не успевшего посторониться. Жора отлетел на метр и остановился, лишь ударившись о широкую грудь Гуни Гломова.

– Ты это видел? – едва отдышавшись, спросил Жора.

Гуня уважительно цыкнул зубом.

– Бодрый старичок! И ведь он даже пальцем тебя не тронул! Просто взглядом оттолкнул, – сказал он.

Приблизившись к Зербагану, Поклеп замер по стойке «смирно», вытянув руки, как бравый ефрейтор. Выпученные глазки подобострастно поедали начальство.

– И часто вы позволяете ученикам такие вещи? Время, насколько я понимаю, не детское! – спросил Зербаган, кивая в сторону, где, никого не замечая, корабельной сиреной визжала восторженная Дуся Пупсикова.

– Никак нет. Не позволяем. У нас все строго-с! – доложил Поклеп.

Опаленные брови Зербагана поползли на лоб.

– ?!

– А это не ученики-с. Это наши выпускники-с. Они, изволите видеть, пошумят и улетят-с, – доложил Поклеп.

«Не выдал!» – благодарно подумала Таня. Нет, все-таки Поклеп был не совсем пропащий.

Зербаган поморщился:

– От вас пахнет рыбой, уважаемый! Вы что, любите на ужин рыбу? – спросил он.

Поклеп с шумом сглотнул.

– Никак нет-с!

– Не на ужин, – пискляво наябедничал карлик и захихикал так, словно кто-то душил подушкой кота.

Это был фактически первый случай, когда Ягун услышал его голос. Демьян Горьянов, который имел привычку смеяться в самых неподходящих случаях, попытался заржать, но Гуня Гломов по сигналу Гробыни закупорил Демьяну рот бутербродом с колбасой.

– Чего лыбишься? Тридцать два – норма? Не надо мне зубы показывать, я не стоматолог, – сказал ему Гуня.

Горьянов замычал, отплевывая колбасу.

Искоса поглядывая на сумку на плече Валялкина, Зербаган быстро шел к выходу. Таня слышала, как на ходу он сердито говорит Поклепу:

– Имейте в виду, все попадет в отчет…

Завуч Тибидохса верноподданнически таращил глаза, однако заметно было, что он имеет в виду и Зербагана, и его заявление.

Ягун и Бейбарсов обменялись многозначительными взглядами. Глеб решительно оставил Зализину и, небрежно помахивая тросточкой, последовал за ревизором, держась на внушительном расстоянии. По его тонким губам бродила снисходительная улыбка. На Зербагана и карлика он если и поглядывал, то вскользь.