Таня Гроттер и перстень с жемчужиной - Страница 41

– Всему свое время! Пока ты сильнее, Сарданапал, но лишь пока… Скоро ты за все заплатишь! И ты, и твой жалкий Тибидохс!

Он схватил со стола отложенные расходные книги и, повернувшись, быстро вышел из кабинета.

* * *

– Разве сегодня уже двадцать второе? – озабоченно спросила у Ягуна Таня.

Они сидели на первом ряду, почти перед защитным куполом, и наблюдали, как тренируется младшая команда Тибидохса. Команда уже сыгранная, неплохая, но, как казалось Тане, а взгляд у нее был верный, не блестящая.

Одна только Маша Феклищева играла с вдохновением. Чучело ее крокодила мелькало то на одном, то на другом конце поля. Маленькая и решительная, Маша едва заметна была на его широкой спине. Сыновья Гоярына – а сегодня на поле их было двое – следили за чучелом с ревнивым чувством, втайне подозревая в нем дракона-конкурента. Другие члены команды играли ровно, выкладывались, технически правильно повторяли фигуры, которые прутиком чертил на песке Соловей, однако чего-то главного им все же недоставало. Возможно, искры таланта? Не потому ли Соловей О. Разбойник, сидевший на тренерской скамье, так похож был на взъерошенного, недовольного ворона?

«Нет, прав Соловей… бабаев мы бы не разбили… да и магфордцев тоже», – не без грусти подумала Таня.

Хотя если задуматься, то кто знает? Команда Магфорда сейчас не в лучшей форме. Многие игроки сменились. Другие, как Пуппер, просто не могут выйти на поле. Говорят, самая добрая тетя застраховала Гурика на такую колоссальную сумму, что во время тренировок толпа страховых агентов носится по полю, готовая подхватить Гурика, если он нечаянно свалится с метлы. По слухам, агенты мешают даже свиданиям Гурика с Джейн Петушкофф. Они бродят рядом, покашливают, трясут копиями страхового полиса и вежливо напоминают, что при поцелуе от одного человека другому передается до миллиарда микробов и они ни за что не отвечают.

– Погоди, если сегодня двадцать второе, то наши прилетают уже завтра? – удивленно спросила Таня.

Последние дни выдались такими загруженными, что она совсем потеряла им счет.

– Ясный перец, – откликнулся Ягун.

Внезапно он вскочил и принялся размахивать руками, привлекая внимание Кати Лотковой, которая, стоя в проходе, как будто кого-то искала.

– Кать, мы здесь!

Лоткова бодрым, но странно разболтанным шагом приблизилась к ним почти вплотную и, вдруг повернувшись, продемонстрировала в спине дюжину столовых ножей. Затем рассмеялась знаменитым идиотическим смехом поручика Ржевского и растаяла, прежде чем кто-то успел крикнуть «Дрыгус-брыгус».

Ягун сплюнул.

– Вот паразит Ржевский! Одурачил меня!

– А меня нет… У Катьки походка не такая. И по колено под землю она тоже не проваливается, – сказала Таня.

– Правда, что ли? А я думал, она потому так идет, что ей не нравится, что я с тобой сижу, – пробормотал Ягун.

– Да? Разве Лотковой не нравится, что мы с тобой общаемся? – удивилась Таня.

Вопрос озадачил Ягуна.

– Шут ее знает… Да нет, наверное, нравится. Она же знает, что мы друзья. С другой стороны, у женщины на неделе семьсот пятниц, пятьсот понедельников, двести четвергов, и вообще никто не знает, с какой ноги она завтра встанет. Женщина как вариация человека физически задумана неплохо, симпатичненько так, но вот психически выполнена очень неаккуратно, – сказал он.

– Что-то я не пойму, чего ты на Лоткову бочку катишь? Она же у тебя сплошное спокойствие, – удивилась Таня.

– Она-то да. Зато я сплошное беспокойствие. Такого слова нет? Так будет.

Таня почти не слушала Ягуна. Проносящиеся на пылесосах игроки, блеск драконьей чешуи, слова Ягуна – все сливалось. На поверхность же сознания выплывала единственная – внятная и короткая – мысль: «Ванька прилетает завтра! А у меня из головы это совсем вывалилось!»

– Сегодня! – вдруг сказал Ягун и, спохватившись, что нечаянно подзеркалил, застыл с невинным видом. Однако Таня не была уверена, произнесла она это вслух или про себя.

– Как сегодня? – не поняла она.

– Так. Ванька уже в дороге. Через час-другой будет здесь, – сказал Ягун.

– Откуда ты знаешь?

– Он пару дней назад прислал мне письмо. С дурацким таким купидоном. Вообрази, на этом остолопе были красные спортивные трусы и зачем-то шапка-ушанка. Летом-то! Хотя я сразу просек, что ушанку он носит, чтобы набивать ее печеньем. Килограмма два туда точно влезет. Вот жук навозный, а?

Однако Таню волновала не ушанка купидона. Ей было все равно, хоть каска с рогами.

– Ванька написал тебе? Не мне?

– А что тут такого? Это уже стало преступлением написать другу короткое письмо, что, мол, прилетаю? – удивился Ягун.

– Да нет, – сказала Таня. – Никакого преступления. Хоть сто купидонов, и пусть у них будут трусы с карманами и носки на липучках. Мне как-то оранжево. Просто если он написал тебе, то мог бы написать и мне…

Чутье подсказало Ягуну, что разговор о Ваньке он затеял напрасно.

– Может, Ванька хотел сделать тебе сюрприз? А я, дурак, ему помешал! – сказал играющий комментатор и стал разглядывать сыновей Гоярына так внимательно, будто видел драконов впервые в жизни.

«И зачем люди усложняют себе жизнь? Неужели нельзя любить спокойно, комфортно? Зачем все эти обиды на пустом месте, трагические лица и прочие напряги?» – с недоумением думал Ягун.

После своего возращения от Ваньки Таня стала очень ранимой и, с мужской точки зрения играющего комментатора, дерганой. Внук Ягге решил, что они с Ванькой либо поссорились, либо в очередной раз все запутали. А тут еще Громитарелкин вот-вот свалится как снег на голову со своей Зализиной, у которой триста «ахов» на сто вздохов, пятьсот истерик без хлеба и тысяча литров слез дополнительным бонусом. Хотя нет… Громитарелкин теперь навсегда с Зализиной. Локон Афродиты – это вам не приворотное зелье бабы Мани на курином помете.