Таня Гроттер и перстень с жемчужиной - Страница 38

Но тут дверь в комнату открылась, и вошли Бейбарсов с Зализиной. Тому, что у них в комнате обнаружился играющий комментатор, они совсем не удивились. Бейбарсов, как опытный некромаг, засек Ягуна, когда тот только к Иванову подлетал.

– А запах-то, запах! Скорее выставь эту дрянь на балкон! – закричала Зализина, газетой разгоняя рыбью вонь.

– Что? Пахнет? А я уже принюхался! – удивился Ягун. Пылесос на балкон он все же выставил.

Бейбарсов пожал Ягуну руку. Рукопожатие его было крепким, быстрым и уверенным. На краткий миг два магических кольца – темное и светлое – соприкоснулись, и тотчас сухой раскатистый гром хлыстом ударил небо над городом.

– Как неосторожно! – сказал Ягун.

– А, ерунда… Здесь часто гремит! Никого не убило и ладно! – небрежно отмахнулся Бейбарсов.

Ягун приглядывался к нему. Большеротый и смуглый, Глеб практически не изменился. Разве что черты лица стали тверже. Скулы обозначились резче и определеннее. Подбородок, и прежде волевой, теперь стал давящим. Лицо языческого божка, вырезанное из красного дерева. В углу Ягун заметил его бамбуковую трость. Она стояла небрежно, точно нижнее колено от удочки.

– Еще была папка… – машинально сказал Ягун.

– Что? – не понял Глеб.

– Когда ты впервые прилетел в Тибидохс, у тебя, кроме трости, были рюкзак и папка с картинами.

Лицо Глеба стало грустным. Он быстро оглянулся на Лизу. Ягун заметил, что при упоминании папки Зализина неприятно напряглась.

– Той папки больше нет. Мы с Глебушкой выбросили ее вместе со всеми картинами. Она занимала много места, а квартира у нас маленькая, – сказала Лизон.

Ягун покосился на коробки, которые занимали гораздо больше места. Глеб перехватил его взгляд.

– Да и вообще я больше не рисую. Настроения как-то нет. Рюкзак же где-то на антресолях. Хочешь посмотреть? – примирительно предложил он.

Ягун сказал, что не хочет. И зачем он заговорил о папке? Он уже жалел, что у него такая хорошая, цепкая на детали память.

– Какие новости, Ягун? Или тебя послали убедиться, как нам с Глебом хорошо? – подозрительно спросила Зализина.

Играющий комментатор ощутил, что Лизон его не любит. Он, Ягун, неразрывно связан для нее с Таней и Ванькой. Не затягивая, Ягун вручил Глебу и Лизе приглашения. Бейбарсов прочитал и спросил, увидит ли он Аббатикову и Свеколт? Ягун заверил его, что, скорее всего, да. Глеб кивнул. Зализина же и читать свое приглашение не стала, только искоса взглянула, и оно вдруг покрылось могильной плесенью.

– Ты чего, Лизон? Не хочешь в Тибидохс? – удивился Ягун.

Зализина уклонилась от прямого ответа.

– И эта тоже там будет? – спросила она.

– Кто эта?

Лиза не ответила. Затянувшееся молчание спас телефонный звонок. Бейбарсов снял трубку. Ему что-то сказали.

– А с кем я говорю? Представьтесь, пожалуйста! – попросил Глеб.

Ему ответили.

– Ваш ответ неинформативен. Так с кем я говорю? – мягко повторил Глеб.

Ему снова пояснили, еще более доходчиво. Пожав плечами, Бейбарсов на мгновение сжал левую руку в кулак. Затем осторожно повесил трубку на рычажки.

– Кто это был? – спросил Ягун.

– Не знаю.

– Как это?

– Знаешь, что он сказал, когда я снял трубку? «Ты кто?» Сильно, да? Звонит незнакомому человеку и спрашивает: «Ты кто?» Когда же просишь представиться, начинает хамить. Можно подумать, номером ошибся я, а не он, – терпеливо пояснил Бейбарсов.

– Слушай… а что ты сделал? Он хотя бы жив? – спросил Ягун.

– С ним все будет прекрасно… замечательно… только одно «но». Отныне даже после слова «дурак» его будет тошнить желчью, – холодно пояснил Бейбарсов и посмотрел на свои розовые, очень аккуратные ногти, о чистоте и форме которых он явно заботился.

«Быть можно дельным человеком и думать о красе ногтей», – вспомнил играющий комментатор Пушкина. У самого Ягуна были ногти механика, который часто чинит пылесос и вдобавок забывает дома плоскогубцы.

Зализина мало-помалу оттаяла. Она вдруг сообразила, что Ягун еще не видел ее квартиру. Экскурсию она начала с ванной, где показала внуку Ягге автоматическую стиральную машину, которая, судя по подозрительному бульканью у нее в утробе, переваривала какое-то бельишко.

– Глебушка у меня хитрый! Он забросит трусики в машинку, а сам лежит на диване и говорит, что стирает, – с нежностью сказала Зализина.

Бейбарсов и Лиза ласково посмотрели друг на друга и поцеловались, как два голубка. Ягуну стало как-то приторно. «Вон он, локон Афродиты, когда аукнулся!» – подумал он. Ему захотелось брякнуть что-нибудь ехидное, но он передумал. Все-таки Бейбарсов был некромаг. У некромагов же с чувством юмора неважно.

– А вот с трикотажем наша машинка плохо дружит. Вещи жесткие становятся. Глебушка мой майки не любит после машинки надевать. Говорит, у него спина чешется, – продолжала ворковать Зализина.

Заметив, что Ягун хихикнул, Бейбарсов без восторга посмотрел на него.

– Что? Смешно? – мрачно спросил некромаг.

– Да нет… просто слово забавное, – спохватился играющий комментатор.

– Какое слово?

– Э-э… Трикотаж! Смотри: трехкотаж… трехмышаж… двухслоняж…

– Больше не смейся, а то однотруппаж будет! – предупредил Глеб.

Вслед за машинкой Ягуну была продемонстрирована и прочая бытовая техника. Ягун скучал. Бейбарсов улыбался загадочно, как мужчина, прекрасно осознающий, что его любимая не Сократ и не Софья Ковалевская.

– Разорвите меня конями… сожгите на костре, но я все равно не буду жарить Глебушке котлеты на этом масле! В нем холестерин! Пусть меня лучше в вулкан бросят, пусть изрежут острыми ножами! – стонала с негодованием Зализина тем самым голосом, которым раньше говорила: «А Танечка? Не всю кровь еще из Ванечки выпила?»